— Держаться вместе! — орал Изай. — Не разъезжаться! Хуррагш!

— Хуррагш! — подхватывали нукеры и неслись, неслись вперёд, гоня живых к гибели, а кони едва поспевали перескакивать через мёртвые тела.

Бурундай ехал позади от переднего края, в сторонке, отзывая разгорячённые, утомлённые сотни и бросая в бой свежие, изнывавшие от желания приложить и свою руку к одержанию победы.

Повинуясь его приказу, Эльхутур придержал свою сотню, пропуская вперёд бойцов Алтун-Ашуха.

— Обшарить всё! — приказал джагун. — Прочесать лес!

Сотня порысила позади тумена, зачищая лагерь оросов окончательно. Нукеры громко хохотали, были очень оживлены, медленно унимая боевой азарт. Врагов они положили без счёту. Ордынцы счищали кровь с сабель, обтирая клинки о мёртвые тела оросских воинов, устилавших берега Сити, снимали с павших брони и оружие, шарили по избам и шатрам, убеждались, что те пусты, и поджигали их.

— Ой-е, Изай! — крикнул Эльхутур. — Поглубже в лес зайди, глянь, не сбежал ли кто. Кого застанешь — руби на месте!

— Слушаю, джагун!

Изай Селукович довёл приказ до подчинённых и повёл десяток в лес. Снег лежал глубокий, но арбан-у-нойон не спешил — рассыпавшись цепью, нукеры прочёсывали лес. Зарубив несколько оросов, удиравших с Сити, десяток набрёл на крупную добычу — улюлюкая, ордынцы окружили самого великого князя, запыхавшегося, утонувшего в снегу по пояс. Юрий Всеволодович сам отбросил меч — Олегу показалось, что бывший правитель даже рад был наступившему концу. Если это так, то радовался великий князь преждевременно — его отвели к Бурундаю, и тот лично исполнил приказ Бату-хана — срубил Юрию Всеволодовичу голову.

Опустив её в снег, темник оглядел гордых нукеров Изая.

— Ой-е, — ухмыльнулся он, — молодцы, багатуры! — и указал на Олега мосластым пальцем: — Возьмёшь своих коней, ещё пару отменных скакунов я тебе дам, и отправишься к городу Новый Торг, отвезёшь голову великого коназа самому Бату-хану — расскажешь ослепительному о нашей победе!

— Слушаю, непобедимый, — поклонился Сухов, принимая кожаный баксон с ужасным свидетельством торжества большей силы над меньшей.

Крепко пожав руку Изаю, хлопнув по плечу завистливо вздыхавшего Чимбая, Олег вскочил на верного савраску и поскакал, ведя в поводу вьючных и запасных.

Глава 22,

в которой Пончик верно служит великому князю

…А Пончик с Вахрамеем ехали по следам тумена Бурундая. Лошади их ступали неторопливым шагом, всадники же не до конца понимали, куда они, собственно, едут, и есть ли вообще смысл в одолении пути.

Оба товарища были погружены в думы. Вахрамей время от времени качал головой, словно не соглашаясь с самим собою, и тяжко вздыхал. Иногда он поднимал лицо к небу, делая брови домиком и становясь похожим на могучего Пьеро. Выглядело это смешно, но Александру было не до смеха.

Он думал о своём, ощущая в душе пустоту и то странное оцепенение, что обычно предваряет истерический срыв. У Пончика было чувство, что война окончилась. По крайней мере самое страшное сражение с татарами уже случилось. Евпатий погиб, и стало ясно, почему Коловрата прозывали Неистовым. И что теперь?

Куда он едет, словно по инерции? Что мешает им с Вахрамеем повернуть назад или вообще разъехаться? Какой не отданный долг? Какое дело не сделанное?

Шурик натянул поводья, и конь остановился. Вахрамей проехал ещё пару шагов, пока не заметил, что сбоку не мелькает грива. Повернувшись в седле, он удивлённо спросил:

— Ты чего?

— Слушай, а куда мы с тобой так мчимся, а?

— Мчимся?.. Хм. Я бы по-другому это назвал — куда тащимся.

— А тут как ни скажи, всё едино. Так куда? И зачем? Я вот с самой Онузы таскаюсь за монголами. И в Рязани был, и под Коломной, и во Владимире. А толку? Спору нет, Роман хорошо бился, а уж про Евпатия я и вовсе молчу, но кто ещё сможет дать отпор монголам? Знаешь таких?

Вахрамей задумался, помолчал и головой помотал.

— Нету таковских, — вздохнул он. — Зато дурачья сколько развелось, оказывается… Раньше смотрел на князя нашего и думал: орёл! Лев рыкающий! А на деле — мышь он серый… Ведь приходила же татарва к Киеву или докуда она там дошла, надо ж было и нашим князьям хоть чуток промыслить! А князь рязанский даже на речку Калку не явился…

— Вот и расколошматили его на речке Воронеже! — зло сказал Пончик. — А князюшка даже не узнал, как татары в бой ходят! Угу…

— А в прошлом годе как было? — продолжал монах. — Булгар воевали татары. Хоть кто из наших помог? Да ладно там помог — не помог, но думать-то надо ж было! Обговорить такое дело, собрать все силы в один кулак… Неужто не отбились бы?

— Вот, везде и всегда так, — горько улыбнулся Александр. — Всё в народе понимают, но — потом.

— А прежде пущай князья думают, на то они и палаты занимают!

— Кому думать-то?

— Твоя правда… — проворчал Вахрамей. — Некому.

И товарищи снова тронули коней. Объехали лесок, а навстречу большая дружина показалась.

— Кого это чёрт несёт? — подивился монах. — Да так вольно едут, будто и нету татар.

— Я, кажется, знаю, кто это, — процедил Пончик. — Сейчас проверим. Угу…

Он направил коня на подъезжавших. Всадников было много, не меньше тысячи. Все в хороших, ладных доспехах, при щитах и мечах. На копьях, кажущих в небо острия, флажки трепещут. Лица у всех типично русские, но спокойные, без ожесточения, весёлые даже.

Тут двое конников сорвались с места и поскакали к парочке. Осадив лошадей около Пончика, они дуэтом спросили:

— Кто такие?

Александр задрал подбородок и ответил с вызовом:

— Проезжие.

— И куды проезжаете? — ухмыльнулся бледнолицый всадник, гарцуя на беспокойном чалом.

— А куда глаза глядят.

Спутник бледнолицего, парниша половецкой внешности, неожиданно озлобился:

— Да порешить их, и всего делов!

Тут Пончик не выдержал и заорал:

— Вы бы лучше татарву порешили, раз такие смелые!

Бледнолицый с половцем мгновенно выхватили мечи.

Александр даже не пытался доставать оружие, вместо этого он вытащил пайцзу и ткнул дружинникам под нос. Те растерялись.

— Что за люди, Сатмаз? — раздался нетерпеливый голос. На великолепном коне, с уздою, облепленной золотыми бляхами, подъехал князь Ярослав Всеволодович.

Половец поклонился и сказал с долей растерянности:

— Да вот, княже, словили двоих. Дерзости себе позволяют — и пайцзу тычут.

— Пайцзу? — удивился князь. — А ну, покажь!

Пончик молча продемонстрировал свой деревянный пропуск.

Князь внимательно разглядел «документ», посопел и спросил строго:

— Где взял?

— Не взял, — грубо поправил его Пончик. — Нам дали.

— Кто?

— Бурундай-багатур.

— Ишь ты! — удивился вельможа. — А другану твоему, что, тоже выдали пайцзу?

Вахрамей показал такую же, как у Пончика.

— Похоже, не брешут, — пробурчал Сатмаз.

— Похоже… — протянул князь. — А как выглядит Бурундай?

Александр описал темника.

— Я и Гуюк-хана видал, — сказал он, накаляясь, — и Батыя, и Субэдэя, и Мункэ. Их приметы тоже сообщить? — и добавил: — Ярослав Всеволодович, да ты никак запамятовал? Я это, Олександр, лекарь твой!

Князь пришёл в изумление.

— А похож! — воскликнул он. — Да точно, лечец мой, как есть! Ишь ты, выплыл! А Олег Романыч где?

Пончик вздохнул.

— Олег Батыю служит, — сказал он осторожно, боясь княжеского гнева, но князь довольно кивнул.

— Молодец, воевода! — сказал он. — Всё верно скумекал. Ага… А другана твоего как звать, Олександр?

— Вахрамей, — чопорно представился монах.

— Вот что, Олександр и Вахрамей, — сказал Ярослав Всеволодович деловито, — мне такие люди нужны, потому как полезны. Где мне ещё сыскать знакомых с ханами? Хе-хе… Возвернёшься ко мне, Олександр? Не обижу! И Вахрамея пристроим.

Друзья переглянулись, и монах выразил общее мнение:

— Отчего ж не пойти? Жить-то надо.

— Добро! — энергично кивнул князь. — Становитесь в строй.